Новорожденное солнце нежно пробивалось сквозь прозрачные занавески и растекалось приятными оранжевыми волнами по стенам барселонского отеля. Молодой человек, спавший на кровати, был один в небольшом номере. Недорогой интерьер состоял из тумбочки около кровати, стула и аккуратного платяного шкафа. Пылинки плотной стеной висели в солнечных лучах, выстраивая тишину и спокойствие аскетичного номера. Со стороны тумбочки раздалась мелодия стандартного для Galaxy будильника.
Ровное и размеренное дыхание человека прервалось. Встрепенувшись, он потянул руку к своему смартфону. После нескольких промахов наконец-то нащупал его и устранил этот раздражитель, едва разлепив глаза. Как это часто бывает с людьми, он ненавидел мелодию своего будильника, но целенаправленно не стал её менять и даже поставил громкость на максимум пару недель назад. С некоторых пор ему требовалась постоянная подпитка негативными эмоциями, чтобы вдруг не струсить и совершить задуманное, если он всё-таки решится. Рано или поздно дно окончательной безысходности прекратит его затянувшееся, такое ненавистное, но неумолимое падение, он уже давно всё взвесил и точно решил, что пути назад нет и хотел всеми возможными способами приблизить развязку, так что теперь старался не дать себе ни малейшего повода засомневаться в нужный момент. "Быть может, уже сегодня, дома, в тишине?" - задумчиво прошептал человек сам себе, после чего протёр пальцами глаза. Теперь он плавно приподнялся, свесил с кровати ноги и потянулся, вскинув руки вверх и зевая. Открыв глаза, человек сразу же зажмурился, встал и поплёлся в ванную комнату. Там он наскоро принял душ, почистил зубы и принялся рассматривать своё отражение в зеркале. Его рука пригладила слегка торчавшие на затылке короткие волосы. Равнодушный, блеклый взгляд, с неким налётом безжизненности и обречённости, устало скользнул по уголкам глаз и губ. Машинально проведя тыльной стороной ладони по гладко выбритой щеке, человек с ненавистью оскалился сам на себя, глубоко вздохнул и направился к шкафу, чтобы одеться. Спустя три минуты он уже спускался с каменным выражением лица по лестнице отеля, небрежно затягивая галстук на ходу. В полупустой столовой мужчина лет сорока, в одиночестве сидевший за маленьким кофейным столиком, вскинул вверх руку и поприветствовал молодого человека:
- Салют, Андреас. Можете составить мне компанию, если хотите, - мужчина жестом указал на свободный стул около своего столика.
- Доброе утро, Патрик. Конечно, почему нет? – сдержанно ответил молодой человек.
Такие завтраки доставляли ему наибольший дискомфорт, ведь приходилось всё время изображать дружелюбного болвана. Иногда чёрная буря ненависти ко всему вокруг буквально распирала его изнутри, так и норовя вырваться и расплескаться на окружающих. Внутреннее я велело ему крушить и ломать всё, до чего он сможет дотянуться. Сейчас же, при мысли о том, с каким наслаждением он засадил бы нож по самую рукоять в глотку этому старому козлу Патрику, молодой человек слегка забеспокоился и попытался остыть. На секунду остановившись возле серебристого подноса, он удивлённо бросил взгляд на отражение своего побледневшего лица. Это короткое помутнение одновременно напугало и заинтересовало его. Сознание, постоянно подпитываемое ненавистью и мрачностью, заиграло непривычными для Андреаса красками жестокости с примесью твёрдой, неумолимой решительности.
Оглянувшись по сторонам, молодой человек удостоверился, что все заняты поглощением еды и даже не смотрят на него. Едва дрожащей рукой Андреас налил себе чашку кофе и сделал вид, будто размешивает сахар, дав себе немного времени, чтобы успокоиться. Окончательно взяв себя в руки, он положил на блюдце румяный круассан и лениво пошёл к столику в углу, присоединившись к Патрику. Перекусив, они обменялись парой дежурных фраз о погоде и позавчерашнем матче. Патрик несколько увлёкся, смакуя поражение нелюбимой им Баварии, и вот уже десять минут что-то доказывал и спорил больше сам с собой, чем с Андреасом, который явно думал о своём и бросал в ответ общие фразы, не прерывая неинтересную ему беседу из вежливости. Вежливости лицемерной, немного лестной, но так необходимой ему, чтобы не выходить из своей жалкой, ничтожной роли. Его давно не интересовали всякие глупости вроде футбола. Даже важные некогда для него вещи уже совсем ничего не значили. Нельзя сказать, что какое-то горе или несчастье всё перечеркнуло, просто случилось так, как случилось. Ему не на что было жаловаться, скорее даже наоборот: мечта жизни осуществилась, все вокруг всегда были к нему добры, можно сказать, он ни в чём не нуждался. Просто жизнь стала ускользать от него, будто вода, выливающаяся из дырявого целлофанового пакетика, в котором золотая рыбка по имени Андреас сперва ошалело трепыхалась, а теперь уже безучастно наблюдала за этим смертельным для себя процессом, окончательно сдавшись и даже не пытаясь ловить ртом воздух. Крупицы смысла перестали складываться вместе, стена его мировоззрения дала трещину, которую, казалось, ничто уже не могло заполнить. Наоборот, она неумолимо расползалась, становясь всё шире, когда Андреас раз за разом пытался найти ответы на свои вопросы, чтобы ими зацементировать, сохранить, склеить свою любимую стену, но терпел неудачи и тщетно пихал в эту проклятую трещину нелепые отговорки и выдуманные ценности, пытаясь подменять истину и обманывать себя. Теперь же, после долгих и напрасных метаний, он закономерно сидел перед этой уродливой конструкцией, из которой сочился весь любовно запиханный им гной, конструкцией, практически расколотой надвое, шатающейся под неотвратимым напором уже очевидной ему правды. Сначала Андреас изо всех сил пытался оттянуть эту внутреннюю трагедию, явственно представляя себе весь ужас грядущей разрухи, готовой раздавить его в любой момент, но постепенно сдался в угоду собственной всепоглощающей тоске.
Наручные часы Патрика запищали. Оцепеневший Андреас, уставившийся расфокусированным взглядом в свой давно остывший кофе, будто во второй раз за сегодня пробудился ото сна и вопросительно посмотрел на Патрика.
- Проклятье, надо поспешить. Через несколько минут за нами приедет машина. Заболтали вы меня со своим футболом, - ухмыльнулся мужчина. - Ну что же, вперёд!
Мужчины разошлись по своим номерам, чтобы через несколько минут встретиться со своими вещами внизу. Там их уже ждал микроавтобус, около которого стояли 4 симпатичные девушки. Таксист услужливо погрузил все вещи в багажник и повёз людей в сторону аэропорта Эль-Прат.
Спустя час, пройдя все стандартные процедуры, Андреас и Патрик сидели в кабине самолёта, готовясь к своему очередному полёту. Белый Airbus плавно выкатился на взлётку и начал набирать скорость. Штурвал на себя, толчок, подъём с небольшой перегрузкой. Самолёт устремился к облакам, оставляя распростёртое под собой холодное Средиземное море вдалеке. Чуть менее получаса потребовалось командиру воздушного судна на то, чтобы вывести борт номер D-AIPX на оптимальную высоту - двенадцать тысяч метров. Теперь можно и передохнуть, полностью доверившись автопилоту. Патрик откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. Просидев в таком положении с минуту, он привстал и повернулся к своему помощнику:
- Дружище, я в этой утренней суматохе не успел даже в туалет сходить. Пожалуй, отлучусь на минуту, проследи тут за всем.
- Да, капитан, - согласился Андреас, безучастно глядя в глаза Патрику.
Патрик вышел из кабины, автоматика сработала и дверь заблокировались. Глаза Андреаса блеснули. Неожиданная для него самого идея мигом овладела им. "Сейчас! Я сделаю это сейчас, хватит с меня", - выкрикнул в его голове уверенный голос. Рука потянулась к приборной доске. Автопилот начал покорно снижать самолёт. Ему не пришлось раздумывать над этим планом и секунды. Выход оказался так прост и великолепен, что он сам удивился, как не додумался до этого раньше. Не надо искать верёвку, покупать у сомнительной личности наркотики или, тем более, револьвер, не надо кромсать своё тело и медленно истекать кровью, оставляя после себя беспорядок, ведь это всё ужасная банальщина и безвкусица. Он грезил небом с детства, засматриваясь мальчишкой на далёкие фигурки, оставляющие белые борозды на девственной синеве, держась за руку матери и восхищаясь статными мужчинами в красивой форме, шагающими по аэропорту, играя с друзьями в Топ Ган на Денди. Полжизни он шёл к своей мечте. Сейчас же, когда всё рушилось, обволакивая его беспросветными клубами отчаяния, только ощущение полёта доставляло ему хоть какое-то удовольствие. Было бы логично закончить всё под аккомпанемент двигателя любимого самолёта и встретить долгожданную смерть, наслаждаясь этими последними мгновениями блаженства. Прямо под ним волны Средиземного моря разбивались о Лазурный Берег. Впереди лежали живописные Альпы, над которыми Андреас так любил парить. Решение было принято и он не собирался отступать.
Зазвонил интерфон. Видимо, Патрик вернулся. Только сейчас размечтавшийся и умиротворённый Андреас сообразил, что кроме него на борту ещё сто сорок девять человек. "Пусть, мне-то что?", раздражённо подумал он, проигнорировав вызов. Капитан явно начал подозревать что-то неладное, ведь до Дюссельдорфа оставалось лететь полтора часа, а облака за иллюминатором уже двигались вверх. Патрик ввёл аварийную комбинацию на кодовой панели и стал ожидать. Спустя тридцать секунд дверь не открылась, что означало лишь одно: помощник блокировал дверь и не пускал его внутрь. Побледневший капитан, скованный ужасом, на миг опешил. Он был уверен, что вся техника исправна и не могла выйти из строя за две минуты, на которые он отлучился. Паника накатывала волна за волной, мозг вырисовывал наихудшие варианты развития событий, отчётливые картины предстоящего кошмара быстро промелькнули в его голове. "О Боже, неужели этот псих задумал всех нас убить?" - прошептал он, всё ещё не веря в это всерьёз. Осознание всей критичности происходящего медленно, ледяными клещами сжимало его сердце. Пытаясь придумать хоть сколько-нибудь логичную причину странного поведения помощника, Патрик лихорадочно соображал, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Похоже, никакого выхода, кроме переговоров, не было. Капитан снова взял интерфон и тихо обратился к своему помощнику. Слова будто улетали в объявшую их со всех сторон пустоту, прямо за борт. Андреас продолжал молчать. Презрение и ненависть захлестнули его. Ничто не сможет нарушить замечательный план, он никому не позволит. Уж точно не каким-то жалким червям лишать Андреаса такой аппетитной вишенки на его последнем куске и так нелепого, испорченного, растоптанного торта. "Ничего, так даже лучше. Всегда приятно хлопнуть напоследок дверью как следует. Что же, пусть все семь миллиардов тупых скотов хорошенько запомнят меня". С той стороны послышался негромкий стук.
Пассажиры начали переглядываться между собой и с тревогой посматривать в сторону кабины пилота. Никто из них не придавал значения снижению: мало ли, что мог приказать диспетчер пилотам? Но когда все четыре стюардессы поспешили к кабине, весь салон насторожился. Теперь же, услышав глухой шум ударов о дверь и рассмотрев за шторой капитана с интерфоном в руке, люди в первых рядах не на шутку испугались. Кто-то громко позвал стюардессу. Одна из девушек вышла в салон и неуверенно промямлила, что ситуация под контролем и экипаж просит пассажиров не волноваться. Сто сорок четыре пары глаз с ужасом впились в неё. Не в силах более сдерживать себя, стюардесса быстро развернулась и юркнула за штору, закрывая рукой свой рот в попытке заглушить громкие рыдания. Шум в салоне возрос, некоторые начали креститься и шептать молитвы. Трое мужчин из разных концов салона с невозмутимыми лицами двинулись в сторону кабины. Через минуту один из них вернулся к своему месту, стараясь не смотреть на окружающих, сполз на пол и закрыл лицо дрожащими руками. Паника возрастала и стремительно передавалась от пассажира к пассажиру, словно неизлечимая и смертельная инфекция. Тем временем капитан оставил последние попытки уговорить через интерфон своего помощника. Патрик уже всё понял. Он решил бороться до конца, хоть и знал, что конец неизбежно наступит спустя несколько минут. Поручив одному из пришедших на помощь мужчин сообщить пассажирам правду, Патрик достал из шкафчика лом и стал пытаться вскрыть мощную пуленепробиваемую дверь. На смену затихшему голосу говорившего за его спиной мужчины из салона стали доноситься полные отчаянные душераздирающие крики. Одни продолжали молиться, другие в оцепенении смотрели в никуда, третьи теряли сознание, но большинство людей в истерике метались по салону, заглушая даже звуки двигателя. "Ради Бога, открой дверь!" - выкрикнул Патрик. Посмотри Андреас в дверной глазок, он бы наверняка увидел картину, напоминающую ад из его постоянных ночных кошмаров больше всего на свете. Только ему было совсем не до того. Он смотрел на приближающиеся горы молча и с необъяснимым азартом, дыхание его было ровным и размеренным, всё будто бы происходило во сне. Андреас полностью сосредоточился на управлении своим последним полётом и игнорировал любую помеху, как его и учили в лётной школе. Нервы капитана сдали, он заорал что есть мочи: "Открой чёртову дверь!!!" - из последних сил нанося удары ломом. Почти все пассажиры, ни на секунду не замолкавшие и в неистовстве срывавшие свои голоса, казалось бы, пытались своими криками заглушить собственный страх и осознание того, что смерть, ужасная и кровавая, наступит с минуты на минуту, мгновенная боль пронижет каждого из них и сто пятьдесят тел сомнутся, разорвутся и разлетятся в беспощадном танце титана и скал. Матери, до конца повинуясь инстинктам и забыв о себе, прижимали к груди детей и что-то шептали им на уши, поглаживая головы. Единственная оставшаяся около капитана стюардесса, сидя на полу, всё ещё пыталась достучаться до Андреаса, хриплым срывающимся голосом умоляя его пощадить людей.
Дело было сделано: самолёт, нёсшийся со скоростью около восьмисот километров в час, подлетал к горам. Андреас закрыл глаза. Шум агонизирующей за спиной толпы наконец-то стал для него различим. Он испытывал непередаваемые эмоции - чувство сожаления и ощущение всемогущества схлестнулись, переплетаясь в его голове. Остатки несчастной души Андреаса понимали всю непростительность его поступка, но это раскаяние выдавливалось хохочущим монстром, упивающимся властью. Весь самолёт, забитый людьми, был под его полным контролем. Захотел - и спас сотню с половиной жизней одним движением, снова подарил им возможность бегать, любить, засыпать в тёплой постели, пить апельсиновый сок, дышать, жить! Сейчас он был для них Богом, центром Вселенной, вершителем судеб. Все их мольбы, просьбы, угрозы, проклятия посылались не какому-то мифическому существу, как бы они сами себя в этом не убеждали, а именно ему, только одному. Андреасу Эта простая истина, окончательно вытеснив все остальные переживания, полностью овладела Андреасом, доставив ему неимоверное наслаждение. Правым крылом самолёт зацепил гору. Ужасный шум, лязг, грохот. Вот и всё: где-то там, в паре сотен метров, через мгновение случится удар. Андреас был готов. Он знал, что всё было не зря, что жизнь его в последние секунды наполнилась тем смыслом, который он всё это время искал, нащупывал в громких ссорах с подругой и своих тихих вспышках ярости, но застенчиво убаюкивал и прятал сам от себя. Наконец-то он чувствовал по-настоящему. Лицо его светилось радостью. Глаза открылись как раз в миг перед столкновением. Удар, темнота. Ровное и размеренное дыхание человека прервалось.